Иоанна Хмелевская - Просёлочные дороги [Окольные дороги]
Выехав из деревни, я остановилась за околицей.
— Подождём, — предложила я без особой надежды в голосе. — Может, услышала и теперь бежит сюда. Глупо получится, если мы у неё из-под носа уедем.
С полчаса мы подождали. Собаки постепенно успокоились. Пять километров за эти полчаса Тереса успела бы пробежать хорошим галопом, а если находилась дальше, то все равно бы нас не услышала. То есть услышать-то услышала, но не поняла, что этот шум подняла я.
Поехали обратно, внимательно глядя по сторонам — не вылезает ли из придорожной канавы знакомая фигура, махая руками. Никто не вылезал и не махал.
Мы вернулись к ресторану. Тересы там не было.
— И что будем теперь делать? — спросила Люцина.
Мамуля ни о чем не спрашивала. Она сидела молча, с трагическим выражением глядя куда-то вдаль. От неё, конечно, напрасно ждать разумного совета. Единственное, что она могла предложить — совершить нам всем коллективное самоубийство. Отец, естественно, целиком был занят тем, чтобы успокоить свою супругу, и ни о чем другом думать просто не мог.
Да, решать надо было нам с Люциной.
— Теперь я бы поела, — ответила я ей, — с утра ничего не ела. А что касается Тересы — не знаю. Теоретически стоило бы ждать её в том же месте, где она нас оставила, но практически, боюсь, не получится. Потому хотя бы, что неизвестно, какое именно, место выбрать. То ли подножие каменной лестницы, то ли камень, около которого они с отцом потерялись. Самым разумным мне представляется отвезти вас в Поляницу, самой же спокойно вернуться сюда и ждать рассвета у костра.
— Никакая сила не заставит меня сдвинуться с места, — трагическим голосом заявила мамуля.
— Ещё как заставит! Тебя просто вышвырнут из ресторана, когда будут закрывать.
— Тогда я буду сидеть во дворе!
— Можно узнать, что ты там высидишь? — не отставала Люцина. — И к чему эти драматические позы, не строй из себя… не знаю что! С Тересой ведь ничего не случилось, это известно. Даже если опять заблудилась, днём выберется.
— Вот я и говорю — надо ждать её здесь!
— Где? В машине? На опушке леса? Расположиться цыганским табором? Ты будешь в бубён бить, а Янек отправится воровать коней.
— Лучше коров, напоит жену молоком. Нет, мои дорогие, надо возвращаться в Поляницу, туда нам будут присылать сообщения, я дала адрес. Все знают, что мы остановимся в Полянице.
— Но я все равно спать не буду! — упорствовала мамуля.
— А кто тебя заставляет? Не хочешь — не спи. Но по крайней мере будешь лежать в постели, а то ведь завтра опять замучаешь нас своими болячками.
Мамуля в сердцах заявила — нет у неё ни дочери, ни сестры, вместо них две змеи ядовитые, и Бог нас накажет за такое к ней отношение. И ещё у нас на совести Тереса, непонятно почему. Отмахиваясь от отца, как от надоедливой мухи, она и его совесть не оставила в покое. Оказывается, у отца на совести несчастный Тадеуш, муж Тересы, который сейчас в далёкой Канаде в отчаянии рвёт на себе волосы. Как Тадеуш в далёкой Канаде мог узнать об исчезновении супруги, мамуля не сочла нужным разъяснять.
На следующий день мамуля растолкала нас в четыре часа, заявив, что изголодавшаяся и промёрзшая Тереса ждёт на опушке леса недалеко от каменных ступеней, и, если мы немедленно её оттуда не заберём, с ней случится нечто ещё более страшное. И таким ярким был созданный ею образ несчастной Тересы, что мы, полусонные, не поев, не попив, в пять утра оказались у подножия проклятой лестницы. Никакой Тересы там не было.
— Существуют только две возможности, — рассуждала Люцина, пытаясь согреться в лучах утреннего солнца. — Или Тереса нечаянно перешла границу и пошла в Чехословакию, или её опутал тот тип, с которым они спускались с горы. Другими словами, нашла себе хахаля и сейчас в каком-нибудь гнёздышке воркует с ним, а мы тут с ума сходим и ждём её, как стадо идиотов.
— Ну какое же стадо? — не согласилась я. — Всего четыре штуки.
Мамуля не поддержала такой несерьёзный тон разговора, прервав его энергичным:
— Необходимо немедленно сообщить в милицию!
— Ты с ума сошла! — воскликнула Люцина. — Хорошенький подарочек будет сегодня нашей сестрице! Политические осложнения в случае нелегального перехода границы, а в случае хахаля — ненужный шум.
— Да что ты с этим хахалем привязалась! — рассердилась мамуля. В ранние утренние часы она, в отличие от нас, была свежа и бодра, как жаворонок, и проявляла неумеренную энергию и темперамент. — Тот молокосос мог вполне оказаться бандитом. Мог её ограбить!
— Так ограбленная бы вернулась, — заметила я, а Люцина меня поддержала:
— Интересно, что он мог там награбить, с собой у неё было всего несколько долларов мелкой монетой да подстилка с кондитерской фабрики.
— Увидев, что грабить нечего, мог разозлиться и в сердцах убить её! — не уступала мамуля.
— Вряд ли, совсем дураком надо быть, — вяло подавала я реплики, зевая во весь рот. — Интересно, во сколько они открывают свой ресторан? Хоть чаю бы напиться. За попытку ограбления дают всего-навсего несколько лет, а за убийство вышку. Только последний дурак пойдёт на убийство.
— А откуда ты знаешь, что он не последний дурак?
Этого я, естественно, не знала, да в данный момент не это было главным. Мамуля изо всех сил нагнетала атмосферу ужаса, паники и крайней напряжённости. Окутанные этой атмосферой, мы отправились в забегаловку, наскоро выпили по чашке чаю и опять вернулись к подножию лестницы, уже немного привыкнув к кочевому образу жизни. Не зная, что делать, мы в полном бездействии сидели там в отчаянной надежде, что вот-вот появится Тереса. Часы проходили за часами, а её не было. Люцина предложила заняться постройкой шалаша — и сооружение пригодится, и будет какое-то занятие.
Весть о пропавшей даме с кольцом разнеслась по округе с быстротой молнии, о нас уже все знали, мы стали знаменитостями. На нас приходили посмотреть сельские дети из самых дальних деревень. Экскурсии, поднимавшиеся по каменным ступенькам, не отводили от нас любопытных взглядов — как только шей не вывернули! Удивительно, что никто из туристов так и не свалился с каменной лестницы, а то нам тоже было бы на что посмотреть. Наконец, подъехал на велосипеде какой-то мальчик и остановился рядом с нами.
— Это ваша баба, которая потерялась? — спросил он.
— Наша, — не очень дружелюбно ответили мы. Вернее, ответила лично я. Люцина повернулась спиной, мамуля демонстративно разглядывала облака в небе. Мальчик принялся разглядывать нас. Прошло немало времени, пока он снова не заговорил:
— Я её видел.
И опять замолчал. Потом добавил:
— Так мне велели ехать и вам сказать. Вчера вечером я её видел.
Какой милый мальчик! Мамуля и Люцина сорвались с мест, кто-то из них наподдал ногой термос с молоком. Я тоже сорвалась с места и тоже наскочила на термос. От меня он покатился к отцу. Отец сидел в задумчивости, глядя куда-то в пространство. Удар термосом вывел его из задумчивости. Наверное, он не расслышал какого-нибудь требования супруги и теперь она выражает своё неудовольствие таким невежливым образом! Схватив термос, он кинулся к ней:
— Несу, несу! Сказала бы погромче, зачем сразу швыряться?
Навалившись на руль своего велосипеда, мальчик смотрел на нас уже с откровенным любопытством. Отец, подбежав к мамуле, стал откручивать термос.
— Так где же ты её видел, сынок? — сладким голосом спросила Люцина.
Парень жестом подбородка очень неопределённо показал куда-то на горный массив.
— А тамочки. У Пастерки. На дороге.
Я отстранила Люцину, поскольку лучше знала местность. Правда, знакомилась я с ней в темноте, но как-никак знакомилась. Отец наконец открутил крышку термоса и, налив в неё молока, принялся совать мамуле в руки.
— На какой дороге? — попыталась я уточнить. — На той, что у скал, или на той, у леса?
— У леса, из деревни выходит.
Мамуля в ярости отбивалась от отца:
— Что тебе надо, что ты мне суёшь?
— Ты ведь хотела молочка. Громче, не слышу. Где Тереса?
— Черт её побрал! — громовым голосом заорала мамуля, и парень совсем перестал реагировать на наши расспросы. С трудом удалось отвлечь его от завлекательной сцены.
— На мотоцикле ехала, — рассеянно информировал парень, явно ожидая, что будет дальше, и не сводя глаз с мамули. — С одним таким. Кольцо, может, и было, да я его не разглядел. Ну, как одета? Нормально. Красные туфли. Сама чёрная. Да не знаю я, как одета! Что-то жёлтое и зеленое. Через них я в песок съехал, как вывернули из-за поворота.
Моим родителям удалось наконец совместными усилиями вылить себе на ноги половину молока из термоса. Увлечённый интересным зрелищем, мальчишка выдавал информацию по кусочку. Как переключить его внимание на себя? Вот если бы я умела стоять на голове…
— В какую сторону они ехали? — в третий раз крикнула я.
— Чего? А так вроде бы к Соше. А потом куда, не знаю. Могли на Карлов, могли на Радково.
